Текст: Ира Маслова
Фотографии: Илья Большаков
Соцгород Автозавода
В Нижнем я из понаехавших, родилась на Урале в Челябинской области и приехала сюда в шестом классе. В маленьком городе Троицке мы жили в учительском доме, где все друг друга знали и была особая, учительская среда. А в Горький попали на Автозавод, и там для меня открылась совершенно другая жизнь.
Это была коммуналка на перекрестке Кирова и Октября, в доме «строчной застройки». Три комнаты для разных семей. В одной жила женщина-асфальтоукладчица, а дочь у нее была проститутка — по вечерам красилась и уходила на работу. Во второй комнате жила семья рабочих литейного цеха ГАЗа. В этой квартире я впервые в жизни увидела огромных черных тараканов — до этого вообще никаких не видела. Из нашего окна открывался вид на «шайбу», сосед по коммуналке каждый вечер заходил туда пропустить. А его жена Клава просилась к нам (из ее окна пивную загораживал угол дома), садилась у подоконника всегда с одинаковым выражением лица и со вздохом говорила: «Хоть бы бомбу туда кто бросил, ни одного путного бы не убил». В этой же квартире я узнала, что такое самогонный аппарат. Cамогон гнали раз в месяц по субботам, и моему интеллигентному отцу через стену кричали: «Еремеич, выходи самогон пить!» К соседям приходили друзья со всеми вытекающими — так я впервые в жизни услышала мат. В шестом классе я была девочкой воспитанной и думала, что это просто говорят по-татарски. Я не понимала в их речи каждое второе слово, кстати, с тех пор за всю жизнь ни одного нового матерного выражения не услышала. В общем, Автозавод для меня был сплошным открытием. А через четыре года я поступила в университет, и мы переехали в нагорную часть.
Квартал Института прикладной физики
В районе, с которым связана вся моя дальнейшая жизнь, я впервые оказалась в 1978 году, по распределению. Это квартал между улицами Большой Печерской, Провиантской, Ульянова и Семашко. Я закончила ВМК и попала в Институт прикладной физики (ИПФАН), в математический отдел. Теперь пишут ИПФ РАН, но тогда Академия была не российской, а советской, и буквы «Р» в названии не было.
По тем временам распределиться круче можно было только в Москву. Институт тогда только стартовал, официально открывшись в 1977-м. Еще не было трех огромных зданий на углу Провиантской, Ульянова и Лядова. Поначалу мы приютились в корпусе НИРФИ, в старом здании, где когда-то была удельная контора, потом суворовское училище. (Нижегородский радиофизический институт до сих пор находится на Большой Печерской, 25. — Прим. ред.) Мой отдел сидел в отдельно стоящем домике на Провиантской (низ каменный, верх деревянный), которого уже давно нет. Обращаю ваше внимание на то, что в то время во всем Институте прикладной физики не было ни одного компьютера. Математический отдел сидел, завалившись бумагами, и писал длиннющие формулы на целые страницы, а потом одну в другую подставлял.
А я, как почти любая женщина, тяготею к прикладной деятельности. Делом моей жизни было программирование — это я еще в университете поняла. Поэтому, увидев все эти бумажные страдания, я поняла, что работать здесь не хочу ни одной минуты. На мою удачу, в этот момент в нашем институте создали отдел вычислительной техники и привезли первый компьютер. Тогда принято было говорить: «электронно-вычислительную машину». В этот-то отдел я с удовольствием и сбежала.
В новом корпусе была не просто новая мебель — новая жизнь, новое измерение. Там у нас появились компьютеры
Когда начали строить корпус института вдоль Большой Печерской (тогда Лядова), разразился шумный скандал, связанный с домом Граве. Этот дом должны были снести ради нового корпуса. (Леонид Граве, нижегородский поэт ХIХ века, жил на Большой Печерской, 31. — Прим. ред.) Выглядел он как любой неухоженный старый дом в центре, которых было полным-полно, да и сейчас немало. Город выделил площадку под строительство, утвердили проект. Но, когда начали стройку и культурная общественность поднялась в защиту дома Граве, крайним оказался как раз ИПФАН. Лично я в этом доме не видела ни малейшей ценности. Но за него вступились уважаемые люди, и я впервые столкнулась с культурной общественностью (в противовес инженерно-технической) лицом к лицу. С одной стороны, отнеслась я к этим митингам с плакатами «Руки прочь!..» с недоумением, а с другой — было любопытно разобраться. Сформировался комитет института для ведения переговоров, и я в него вошла, несмотря на свой юный возраст. Общественность пыталась до нас донести, что да, этот дом важен, потому что здесь жил вот такой конкретный человек. А мы им говорили, что подняли документы и нашли, что это дом типовой застройки, таких в городе еще 20 штук.
Это был первый случай, когда меня заинтересовала история города. Потом я начала понемногу почитывать, поглядывать, и район ожил для меня. Оказалось, что в доме Граве потом жил Смирнов, наш замечательный краевед. А рядом жили Анненковы после возвращения из ссылки, неподалеку был первый театр Шаховского, на этой же улице вырастил троих детей Леонид Агафонов, один из которых, Святослав, понятно, просто наш гений места.
История с этим домом закончилась так: поскольку изменить утвержденный проект уже никто не мог, дом обрезали по вертикали. Отремонтировать старый дом было очень сложно, и сейчас один его фасад встроен в фасад института. Внутри, конечно, ничего подлинного не осталось.
Когда открыли корпус на Ульянова, меня больше всего поразили в фойе стены из ракушечника: почти розовые и с отпечатками настоящих ракушек. Со временем стены на углах стали серыми, замызганными, и их покрасили, но тогда это было впечатление, будто ты соприкасаешься с живым морем. В старом корпусе НИРФИ работали на очень древних, массивных деревянных столах, затянутых зеленым сукном посередине. В новом корпусе была не просто новая мебель — новая жизнь, новое измерение. Там у нас появились компьютеры. Я успела поработать даже на ЭВМ «СМ-4» с операционной системой на бумажной перфоленте. Надо было бобину с этой лентой каждый день загружать (прогонять через считывающее устройство) перед началом работы. Но уже были научные расчеты, какие-то первые игрушки. Терминал был всего один, и можно было развлечься, когда никакой физик со своей задачей не мешал. Мощность, которую сейчас обеспечивает персональный компьютер, и не снилась тем огромным вычислительным системам, занимающим потом в институте целые залы. Это было государство в государстве, где специальные техники делают профилактику по графику, что-то пылесосят в нужное время, и прямого доступа к ЭВМ нет ни у кого. Только через стеклянное окно в коридор видны разноцветные лампочки. А мы чувствовали себя жрецами верховного вычислительного божества.
Напротив, через Ульянова, была психиатрическая клиника. Она и сейчас здесь. Я как раз сидела в корпусе, окна которого выходили на улицу Ульянова. Наш чудесный академик Гапонов-Грехов на этот счет говорил так: «Эти заведения имеют много общего. И туда и туда принимают по уму». А еще, что было совершенно замечательно, у обитателей психиатрической клиники были занятия по музыке. Сидишь летом в кабинете, и вдруг с той стороны, через дорогу, начинает играть баян и звучит складное хоровое пение. Пели они обязательно что-то народное. «Есть на Волге утес», «Какая песня без баяна», про Стенку Разина с княжной — слова эти знали все коренные нижегородцы. Конечно, проживающие в клинике любили переходить через дорогу и покупать пирожки в фойе ИПФАНа или стрелять сигареты у нашей охраны. Периодически их странные фигуры в халатах неброских цветов появлялись на крыльце института. Надеюсь, что наши странные фигуры на другую сторону не переходили.
Напротив, через Ульянова, была психиатрическая клиника. Наш чудесный академик Гапонов-Грехов на этот счет говорил так: «Эти заведения имеют много общего. И туда и туда принимают по уму»
Большая Печерская
В этом квартале прошла почти вся моя жизнь: сначала я работала в институте, потом почти 20 лет возглавляла компанию «Сенди», которая находилась в здании института. Район проявлялся для меня, как цвет на лакмусовой бумажке. Я человек азартный: раз начала читать о городе, то читала и читала — и дочиталась до того, что в начале XXI века появилась туристическая компания «Нескучный Нижний» со всеми вытекающими, а потом Гильдия экскурсоводов и гидов-переводчиков и курсы подготовки экскурсоводов «Просвещение». Та же система зданий, только вход с Большой Печерской, со стороны трамвайных путей.
Получается, что отправной точкой для поворота в моей жизни оказалась давняя история с домом Граве.
Большая Печерская очень долго при социализме называлась улицей Лядова. Но исторические места имеют свой непростой характер и сопротивляются неестественным для них именам. После переименования старое название забылось буквально за полгода. И эта совершенно замечательная дворянская улица снова стала Большой Печерской.
Раньше, в XIX веке, она была намного короче, всего лишь от Театральной площади до Сенной. Только Театральная была там, где сейчас Речное училище (на месте театра Шаховского), а Сенная — там, где сейчас лингвистический институт.
Мое любимое место на Печерской — арестный дом. Это здание через дорогу от удельной конторы, напротив Высшей школы экономики и входа в наш офис. Здесь содержали арестованных за мелкие проступки (вроде современных 15 суток). Поражает его основательность, чувствуется, что краснокирпичные стены очень толстые. Говорят, что изнутри он был расписан сценами Страшного суда, чтобы задержанные смотрели на страдания грешников и терзались муками совести. Я не пыталась зайти внутрь и не знаю, сохранилось ли что-то от этих росписей. Но дом выглядит поразительно хорошо.
Я теперь смотрю на это место другими глазами. Например, с точки зрения возможности организовать экскурсию на Большой Печерской. Она совсем не публичная, и заводить иногородних я бы сюда не стала, но для нас, местных, здесь можно провести чудесную прогулку. Иногда мы проезжаем тут с туристами на автобусе, но, к сожалению, на Печерской не бывает пробок, и времени на спокойный рассказ о самой улице нет.
Чтобы стать по-настоящему публичной, Большой Печерской не хватает какого-то места, которое могло бы стать центром притяжения: какой-то арт-мастерской, галереи или хорошего кафе.
Архитектурный критик Марина Игнатушко говорит, что потенциал есть у офисного центра, так называемого, «Зеленого», напротив налоговой инспекции. Наверное, да, это может стать ярким объектом, если там разместится что-нибудь соответствующее запросам туристов. А может быть, этой улице и не надо никаких центров притяжения? Может быть, это просто такая специальная красивая улица для нас, нижегородцев?
Не все же туристам должно доставаться.