Вова Чернышев и Артем Шумилов — о седьмом микрорайоне, андеграунде и жизни на периферии

О планировке

ВОВА: Свои первые 18 лет я жил здесь. В округе много других микрорайонов, но определяющим стал седьмой, потому что он находится на границе города и как бы обозначает его суперпериферию. Тут есть большая инфраструктурная проблема — железнодорожный переезд, там всегда пробки. Во многом из-за этого микрорайон стал таким изолированным гетто. Но сконструировано здесь все уютно, немножко хаотично — и в то же время все рядом: озеро, школы, детские садики, остановки, железнодорожная станция, торговый центр. Забавно, когда построили торговый центр и назвали его Seven, многие подумали, что это в честь седьмого микрорайона, а оказалось — просто совпадение. Но оно очень удачное, потому что Seven сейчас — это точка сбора молодежи конца 1990-х — начала 2000-х. Сегодня они все подросли, собираются огромными стаями человек по 20–30 и там все тусят, особенно по выходным, вечером.

АРТЕМ: Тут все со всех сторон закрыто переездами: Ясная, Починки, Циолковка, Федосеенко, потому этот сектор — как один большой район. Так что седьмым микрорайоном в принципе считают вот эту территорию, которая находится за переездами.

Вот бы ФОК построили наконец и виадук. Тут многим нечем заняться, отсюда начинаются дурные компании, дурные привычки.

О любви к дому

ВОВА: В седьмом есть люди, которые живут здесь безвылазно, и им это нравится. Они выезжают на День города или какие-то массовые мероприятия в центр, но только для того, чтобы съездить посмотреть Нижний Новгород. Конечно, есть такая фраза: «Поехать в город». У меня бабушка часто спрашивала: «Ты в городе?» А я отвечал: «Бабушка, ты тоже в городе». Конечно, это к вопросу о провинциальности, но здесь такое будто бы воспринимается не со знаком минус.

АРТЕМ: Бывает, приезжаешь в Москву, Питер и думаешь: «Блин, как круто», — но успеваешь соскучиться всегда. А здесь сразу чувствуешь: ты дома. Я недавно на радостях даже в халате и тапочках вообще пошел гулять просто по району, потому что настолько по-домашнему себя почувствовал. Повстречал всех, с кем раньше общался, пока гулял. Знал, что обязательно кого-нибудь встречу.

О движухе

ВОВА: Мы часто рисовали ночью. Копили деньги, покупали баллоны, бегали от полиции, от гопников, иногда дрались. И от скинхедов тоже бегали. Бежишь сломя голову, бросаешь баллончики, зная заранее, что потом придешь и заберешь их. Весь этот экспириенс позволял не только получать адреналин, но, в общем-то, исследовать на практике среду вокруг тебя, строить планы по работе с пространством, коммуницировать с другими людьми. Все это было больше десяти лет назад и, конечно, оставило свой отпечаток. Сейчас я работаю в поле современного искусства, и мне довольно сложно проследить связь между тем, чем занимаюсь сейчас, и тем, что происходило с десяток лет назад, потому что за это время в моих интересах поменялось практически все, за исключением, может быть, интереса к исследованию культурных ландшафтов.

АРТЕМ: Я занимаюсь хип-хопом. В данный момент больше ухожу в электронную музыку, совмещаю ее с речитативом, электро, брейкбитом. Модный рэп всем уже надоел. Люди не хотят слушать о том, как все плохо, потому что им и так плохо. Все прекрасно понимают, что у нас творится. Что я вот даже сейчас иду с пивом по улице, никому ничего не делаю, а меня могут спокойно взять и забрать в обезьянник. А люди хотят отдыхать, хотят танцевать.

У нас в основном вся движуха проходит на верхушке. Но тут есть такой человек — Коля Бриз. Он был у нас старшим в свое время, и мы прямо на котельной с ним устраивали тусовки. Раньше это была Мекка хип-хопа. Она была полностью раскрашена, там было, наверное, слоев 15 краски. Ребята со всех районов приезжали сюда рисовать, и Коля устраивал фестивали, а мы ему помогали. Там тоже все читали, фристайл-баттлы были.

О стене граффити

АРТЕМ: Вот эта тропинка славилась тем, что здесь можно было скинхедов встретить.

«Завод» — так мы называем это место, хотя это вовсе не завод. Это место на самом деле для набития руки, потому что здесь никого нет. Никакого палева.

ВОВА: Вон моя перекрытая синяя тэга. У нас была война с местным приятелем, с которым мы стали вместе рисовать, Димой Твиксом. Мы с ним познакомились на фоне граффити-войны. Быстро поняли, что мы такие два выдающихся граффитиста на районе, — и начали перекрывать тэги и куски друг друга. Потом познакомились, сдружились, до сих пор общаемся.

У нас еще никнеймы были. У Темы всегда Москит был. У меня — Скар и Крис. Это были 2006–2007 годы.

Дальше есть клуб «Артюк». Там всегда занимались легенды брейк-данса, сейчас многие уже открыли свои школы. И я ходил туда по этой дороге, рисовал баллоном, хотя знал, что на этой тропинке вдоль завода можно получить. Мне нравилось, что ребята очень внимательно относились к музыке, у них был очень классный олдскульный фанк, соул.

АРТЕМ: Дэфбитц — это такой негритянский микстейп на виниле, сборник отличного олдскульного хип-хопа. Я даже раньше слушал, не понимал, что это такое. Потом, с возрастом, понял, что это офигенная музыка: Mobb Deep, Gang Starr, дофига всего.

Тут есть еще старый Володин кусок BSB — Black Style Brothers. Его еще называли «Бей скина ботинком», и очень много людей потом писали на районе BSB, потому что думали, что это значит «Бей скина ботинком».

ВОВА: Пик популярности граффити выпал на то время во многом потому, что не было каких-то часто используемых мобильных социальных сетей. Вся молодежь вела общение с помощью надписей на стенах. Все следили, где появлялись новые тэги, где кто что зачеркнул. За зачеркивание можно было опять-таки получить, выйти на какую-то встречу. То, что потом превратилось в соцсети, по крайней мере, изначально было на стенах.

АРТЕМ: Нам так однажды стрелку забили — через стену. На Светлоярке, под куском, нам оставили послание: «BSB, мы забиваем вам стрелку на стадионе „Полет“ в шесть часов». Мы туда приехали, пришли какие-то типы с ножками от стола, в итоге за нас пришла толпа, они повернули за гаражи, мы побежали за ними, а их нет уже. Они просто убежали с этими ножками нафиг.

ВОВА: Еще была история забавная, когда продавали команду. Мы вышли на такой нормальный уровень и разрисовали полгорода, организовали команду, но потом быстро поняли, что нам не нравится название, надо что-то менять. А поскольку к тому моменту название обрело некую брендовую стоимость, его уже знали, мы просто продали этот бренд другим ребятам за баллоны, и они еще какое-то время развивали эту команду.

О топонимике

АРТЕМ: Есть еще такая традиция — рисовать вдоль лайна. Лайн — это железная дорога, и все граффитисты пытались рисовать именно вдоль нее, чтобы люди в электричках могли видеть «куски» (часть граффити. — Прим. авт.).

Например, спот («место». — Прим. авт.) на Починках жив до сих пор, и сейчас ребята помоложе там рисуют. Потому что это адреналин. Когда ты идешь на электричку, там ходят эти оранжевые «фоксы» — работники. Их так называют, потому что они в рыжих жилетах. Они светят фонарем, и ты от них прячешься за колесами где-нибудь, чтобы они тебя не увидели, а когда проходят, быстро рисуешь. Надо уложиться во время и желательно уйти незамеченным.

Есть еще «Серый бар», там собирается уличная молодежь. Они там выпивают, дерутся со старшим поколением. На моих глазах было разбито три мужика. Как раз когда я в халате пошел гулять. Там приехала куча машин полицейских, три машины, одна скорая помощь, я на их фоне даже селфи сделал. Короче, это место я не люблю, потому что оттуда постоянно шум, гам, ор. Один мой знакомый лежал в больнице после встречи с этим «Серым баром».

ВОВА: Надо знать, куда не ходить. Второе место такое же — в Светлоярском парке, там белый ларек, и постоянно дерутся. Нормальный человек вечером это место просто обойдет, а тот, кто хочет подраться, знает, куда пойти.

О местных героях

ВОВА: Я сейчас работаю с юристом, он серьезный такой, ходит по судам, интересы людей представляет, а мы с ним вместе здесь начинали кататься на скейте. Еще отличался он тем, что в жару ходил в семейных трусах по району, и это выглядело так, будто он в шортах.

(Проходим по дорожке и видим лежащего в траве мужчину)

АРТЕМ: Вот тебе местный герой. Живой, смотри. Он нас увидел по крайней мере, это уже хорошо. Раньше людям здесь помогали падать. Он сейчас отдохнет часок-другой, встанет и пойдет дальше.

Был еще такой парень — Паша Америкос. Он офигенно катался на скейте и что-то употреблял. В итоге повесился в подъезде. Но вообще там легенда такая, что это его повесили. Он очень круто делал 360 флип (трюк на скейтборде. — Прим. авт.). Вот он был бы легендарным скейтером, если бы не дурная компания. Причем он всегда еще на стиле выглядел. Он не просто так был Америкосом. Он был прямо по хип-хопу.

Был еще Коля Би-Би. Душевнобольной, ему было лет 30, бегал с рулем от грузовой машины по Стрелковой и кричал: «Би-би». Его ребята забили камнями. Это очень дикая история. Он жил со мной в одном доме. Его мама потом ходила по квартирам, собирала деньги на похороны. Я это помню как сейчас. Таких людей у нас на самом деле много. Сейчас ходит один дед по району и кричит: «Все ***** [к чертям] взорвать, дома взорвать, школу взорвать!»

О Светлоярском парке

ВОВА: Здесь часто тонут люди, об этом даже миф ходил. Но на самом деле все очень просто объясняется: летом люди пьют, отдыхают, идут купаться и под алкогольным опьянением происходит остановка сердца или еще что-то типа того. Каждый год такие случаи происходят. А раньше по этой дороге ездил милицейский бобик по вечерам и все это курировал.

На озере, кстати, очень крутой остров есть — туда можно сплавать на катамаранах. Осенью в тусклом свете он немного напоминает картину Арнольда Беклина «Остров мертвых». Тут на берегу есть спортплощадка, на которой местные жители сделали тренажеры из шин, запчастей, дерева и металла. Симпатично так, с душой.